— Что это был за человек?

— А что вообще можно сказать о человеке?

Я не знал, в чем дело, и поэтому промолчал.

— Скажу вам, — продолжал он после минутой паузы, — что, конечно, Джеффри обладал и хорошим глазом, и хорошим вкусом. Ни у кого не было такого чутья, как у него... кроме меня, разумеется. Плюс исключительная честность я доверял ему ключи. И все же есть «но». Гуляка! Выпивал, играл в азартные игры, любил женщин и транжирил деньги безо всякой меры. И свое состояние, и приданое жены пятнадцать тысяч! промотал полностью. Если бы не страховка, осталась бы жена без единого цента!..

Бруно Ганжен проводил меня до двери. Я пожелал ему спокойной ночи и направился к автомобилю. Тихая, темная, безлунная ночь. Высокая живая изгородь образовывала черные стены по обе стороны владений Танжена. С левой стороны я увидел в этой черноте едва заметное пятно темно-серое, овальное.

Я проехал до первого перекрестка, свернул, припарковал машину и вернулся пешком к дому Ганжена. Овальное пятно меня заинтриговало.

Когда я дошел до угла, то заметил идущую по другой стороне улицы женщину. Я осторожно отступил.

Женщина пересекла улицу. Я не мог ее детально рассмотреть. Может быть, она вышла из дома Ганжена, а может, и нет. Может, ее лицо я видел на фоне изгороди, а может, и нет. Игра в орлянку. Я поставил на орла пошел за ней вслед.

Она вошла в магазин. Там был телефон, по которому она говорила минут десять. Я не пытался подслушать оставался на другой стороне улицы и наблюдал.

Девушка лет двадцати пяти, среднего роста, неуклюжая брюнетка со светло-серыми припухшими глазами, толстым носом и выступающей нижней губой. Окутана длинной голубой пелериной.

Я следил за ней до самого дома Ганжена, куда она вошла через черный ход. Теперь я не сомневался, что она служит в этом доме.

Я вернулся к автомобилю и поехал в агентство.

— Свяжись с Диком Фоли, — обратился я к дежурному, — и скажи, что для него есть работенка: нужно проследить кое за кем завтра в Уэствуд-парке.

Оставив для Дика адрес и описание девушки, я зашел в свой кабинет, где составил и зашифровал телеграмму в наше отделение в Лос-Анджелесе с запросом относительно последнего пребывания Мэйна в этом городе.

На следующее утро ко мне ворвались Хэкен и Бегг. Я передал им рассказ Ганжена о том, как у Мэйна оказались двадцать тысяч наличными. Они, в свою очередь, рассказали, что некий Банки Даль, известный в городе налетчик, приблизительно со дня смерти Мэйна сорит деньгами; об этом донес один из их информаторов.

— Мы его еще не нашли, — заявил Хэкен, — но вышли на след его подружки. Впрочем, не исключено, что он поживился в другом месте.

Вечером пришла телеграмма из Лос-Анджелеса; сообщалось, что Джеффри Мэйн закончил свои дела с Оджилви в субботу после полудня; сразу же после этого он выписался из отеля и выехал ночным поездом; значит, в Сан-Франциско должен был приехать рано утром в воскресенье. Оджилви заплатил за диадему новыми стодолларовыми банкнотами; указывались номера наши парни в Лос-Анджелесе узнали их в банке, где Оджилви получил деньги.

Перед уходом домой я позвонил Хэкену и сообщил содержание телеграммы и номера банкнот.

— Мы еще не взяли Даля, поделился Хэкен. — На следующее утро я получил рапорт Дика Фоли. Девушка покинула дом Ганжена в девять пятнадцать вечера и пошла на угол Мирамар-авеню и Зюйдвуд-Драйв. Там ее ждал мужчина в «бьюике». Дик дал его описание: около тридцати лет, рост сто семьдесят семь, вес примерно шестьдесят; худой, кожа обычная, темные волосы и глаза, продолговатое лицо с острым подбородком; коричневая шляпа, костюм и туфли; серый плащ.

Девушка села в машину; они поехали к пляжу вдоль Грейт-Хайвей, потом обратно; девушка вышла на том же углу Мирамар-авеню и, похоже, вернулась домой. Дик оставил ее и поехал за мужчиной. Тот остановил машину перед зданием «Футурити Эпартментс» на Мейсон-стрит, вошел туда и через полчаса вышел с двумя женщинами и каким-то субъектом. Этот субъект примерно такого же возраста, как и хозяин «бьюика», рост около ста семидесяти двух, вес килограммов семьдесят пять; темные глаза и волосы, темная кожа, плоское широкое лицо с выступающими скулами. На нем были голубой костюм, серая шляпа, коричневый плащ, черные ботинки; на галстуке Дик заметил жемчужную запонку грушевидной формы.

Одной из женщин маленькой, худенькой блондинке около двадцати двух лет, другая года на три-четыре старше, рыжая, среднего роста, нос вздернутый.

Все они забрались в автомобиль и поехали в кафе «Алжир», где развлекались до часу ночи. Потом вернулись в «Футурити Эпартментс». В три тридцать мужчины вышли, проехали на «бьюике» до гаража на Пост-стрит, затем пешком пошли в отель «Марс».

Прочитав все это, я вызвал Микки Лайнхэна, вручил ему рапорт и сказал:

— Проверь, кто эти люди.

Когда Микки вышел, позвонил Бруно Ганжен.

— Добрый день. Есть новости для меня?

— Возможно, ответил я. Вы в городе?

— Да, у себя в магазине. Буду до четырех.

— Хорошо. Зайду после полудня.

В полдень вернулся Микки Лайнхэн и доложил:

— Парня, которого Дик видел с девушкой, зовут Бенджамин Уилл. У него есть «бьюик», а живет он в «Марсе», номер 410. Торговец, но чем торгует, не знаю. Второй его приятель, живет в его номере уже два дня. Кто такой, не могу сказать. Он не записывался. Женщины из «Футурити Эпартментс» проститутки, обитают там в номере 303.

— Минутку, — сказал я и пошел в архив. Там порылся под литерой "у" и вскоре нашел, что искал:

Уилл Бенджамин, он же Бен-Кашлюн. Три года сидел. В прошлом году его снова задержали и обвинили в попытке шантажировать известную киноактрису, но доказать не удалось. По описанию похож на хозяина «бьюика». На снимке, сделанном полицией, я увидел молодого мужчину с резкими чертами лица и треугольным подбородком.

Я показал фотографию Микки:

— Это Уилл. Поброди за ним немного.

Потом я позвонил в полицейское управление. Ни Хэкена, ни Бегга не застал. Льюис торчал в отделе информации.

— Как выглядит Банки Даль? — спросил я его.

— Минутку... — сказал Льюис. — Тридцать два, шестьдесят семь с половиной, сто семьдесят четыре, плоское лицо с выдающимися скулами, золотой мост в нижней челюсти слева, коричневая родинка под правым ухом, деформированный мизинец на правой стопе.

— Снимки имеются?

— А как же!

— Благодарю. Пришлю кого-нибудь за фотографией.

Я послал за снимком Томми Хауда, а сам пошел перекусить. Затем отправился в магазин Ганжена на Пост-стрит. Мистер Ганжен в этот день был одет еще крикливее: и смокинг теснее, и ваты в плечах побольше. Серые брюки в полоску, ярко-красный жилет и фантастический галстук, вышитый золотом.

— Итак, что вы мне скажете? спросил Ганжен, когда мы вошли в его контору и сели.

— Есть пара вопросов. Во-первых, кто такая девушка с толстым носом, оттопыренной нижней губой и припухшими серыми глазами, которая живет в вашем доме?

— Ее зовут Роз Рубери. — Его улыбка демонстрировала, насколько ему приятно удовлетворять мое любопытство. — Это горничная моей женушки.

— Эта девушка водится с известным уголовником.

— В самом деле? — Он с явным удовольствием погладил розовой ладошкой свою крашеную бородку. — Но я знаю лишь то, что она горничная.

— Мэйн не приехал из Лос-Анджелеса на машине с приятелем, как он говорил своей жене. Он выехал в субботу ночным поездом и прибыл в Сан-Франциско на двенадцать часов раньше, чем появился дома.

Бруно Ганжен наклонил голову и захохотал:

— А ведь это прогресс! Прогресс! Правда?

— Возможно. Не помните ли вы, была эта Роз Рубери дома в воскресенье вечером... скажем, с одиннадцати до двенадцати?

— Помню. Была. Точно. В тот вечер моя женушка неважно себя чувствовала. В воскресенье она уходила рано утром, сказала, что поедет за город с друзьями, с кем не знаю. Вернулась в восемь вечера и пожаловалась на ужасную головную боль. Ее вид меня встревожил, и я часто наведывался к ней справлялся, как она себя чувствует.